BOOM
Во время короткого периода «триумфального шествия советской власти», случившегося перед Гражданской войной, многие решили, что попали прямо в коммунизм. Царя убрали, и теперь ничто не мешало трудящимся перейти непосредственно к райской жизни.
В начале января 1918 года Народный комиссариат финансов РСФСР по приказу Ленина начал готовить декрет о полной отмене денежного обращения в стране. Предприятия должны были рассчитываться по системе безналичных взаимозачётов через Народный банк, а граждане всё получали бы даром.
Начали финансовую революцию бодро, и 26 января вышел декрет Совета народных комиссаров РСФСР “О конфискации акционерных капиталов бывших частных банков”. Смекалистые народные комиссары сделали потрясающий трюк – забрали себе все банки Российской империи и всё, что в них было, включая частные вклады и содержимое банковских ячеек.
Банковских акционеров обязали в двухнедельный срок прийти и показать документы на акции. Компенсаций не обещали, но тем, кто не объявится, гарантировали полную конфискацию имущества.
Дальше декрет об отмене денег забуксовал, хотя зарплату начали выдавать продуктовыми пайками.
С 25-го марта 1920 года почта, телеграф, радиотелеграф и телефон стали для учреждений бесплатными. 4 декабря был издан декрет СНК “О бесплатном отпуске населению продовольственных продуктов”, 17 декабря — “О бесплатном отпуске населению предметов широкого потребления”. 11 октября и от 29 ноября вышли декреты «Об отмене некоторых денежных расчётов» и «Об упрощении денежных расчётов».
Некоторое время народные комиссары размышляли, следует ли вводить неденежную единицу под названием тред – “трудовая единица” – или лучше сразу энед – “энергетическую единицу”, рассчитанную от затраченных гражданином в ходе трудовой деятельности калорий. А пока суд да дело, всем советским и общественным учреждениям, предприятиям и организациям запретили покупать что-либо на рынках. Следовало сделать заказ и принять необходимое бесплатно из распределителя.
Но система распределения сбоила. И чем больше набирала силу теория отмирания денег, тем разнообразнее становилось деньготворчество на местах.
Деньги потеряли ценность, но от этого их в стране не только не стало меньше, а наоборот, вся Россия стала купаться в деньгах. Количество наименований разных валют в развалившейся империи достигло, по разным подсчётам, от 5 до 20 тысяч.
Каждая власть считала своим долгом выпустить собственные банкноты. Для расчётов применялись керенки, колчаковки, голубки, воробьи, крылатки, мотыльки, думки, гривны, карбованцы, пятаковки, моржовки, чайковки и прочие денежные суррогаты.
Собственные деньги выпускали Бельгийское общество Ростовского-на-Дону трамвая, атаман Махно, Таганрогская городская управа и все, кому только было не лень. Муниципальные власти, транспортные организации, фабрики, заводы, магазины, столовые, театры, кооперативы и другие учреждения весело занимались эмиссией.
Самыми весёлыми эмитентами оказались махновцы из Гуляйполя. Они превращали в деньги игральные карты надпечатками с неприличными частушками или приукрашенным портретом батьки Махна. Красивый Нестор Иванович получался у них вылитым пиратом.
Сбылась мечта трудящегося. Каждый мог наконец-то напечатать столько денег, сколько ему надо. Закономерно, что кооперативные боны, продуктовые карты, заёмные билеты, товарные ордеры, расчётные чеки, разменные знаки, денежные марки и прочие кредитные документы хлынули на рынок рекой. Появились даже «частные деньги».
Прежнего почтения к деньгам никто не испытывал. В Киеве хлопцы из типографии пошутили и на деньгах своего буржуазного правительства вместо «гривна» напечатали «гивна». В Москве их коллеги напечатали купюры достоинством 20 и 40 рублей.
Если традиционно продавец на рынке расхваливал свой товар, то теперь появился новый вид торговой хитрости — покупатель должен был расхваливать свои деньги. Сложилась уникальная ситуация, когда стоимость и надёжность денег определялись на глазок в зависимости от настроения участников торга и дизайнерского решения банкнот.
Царские купюры были «настоящие», поэтому, если банкноты были похожи на царские, то они и воспринимались населением, как «почти настоящие». Такие бумаги, как царские облигации полувековой давности, старинные и солидные на вид, внезапно оказались действительно ценными.
Случайный маркетинговый ход мог сильно укрепить или ослабить валюту. Когда большевики захватили Ростов, они не тронули управляющего банком Гульбина, а велели ему продолжать печатать донские деньги. Ростовские десятирублёвки сразу выросли в цене, поскольку выяснилось, что их признают и белые, и красные.
Гульбин дал указание на «большевистских» деньгах делать специальную метку, чтобы отличить их впоследствии от «законных». Отступающие коммунисты были тоже не лыком шиты и обчистили печатный двор полностью, увезя даже недопечатанные денежные заготовки.
В это время рождались самые причудливые образцы бонистики. На Дальнем Востоке имели хождение японские деньги, выпущенные для России — иены с русскими надписями. В Якутии деньги печатали на обороте винных этикеток. Популярность набирали неразрезанные деньги в рулонах, потому что в крайнем случае можно было шикануть и оклеить ими стены вместо обоев.
Свои деньги выпускали все, кто мог. А кто не мог, подделывал чужие. Писатель Константин Паустовский был очевидцем этой удивительной ситуации:
Фальшивых денег было так много, а настоящих так мало, что население молчаливо согласилось не делать между ними никакой разницы. Фальшивые деньги ходили свободно и по тому же курсу, что и настоящие. Не было ни одной типографии, где наборщики и литографы не выпускали бы, веселясь, поддельные ассигнации. Многие предприимчивые граждане делали фальшивые деньги у себя на дому при помощи туши и дешевых акварельных красок. И даже не прятали их, когда кто-нибудь посторонний входил в комнату.
К лету 1921 года произошёл перелом в гражданской войне, были подавлены крестьянские восстания. Новая власть почувствовала себя уверенно. Уездные политические комиссии даже запретили волостным революционным комитетам брать в заложники детей, беременных женщин и матерей с грудными детьми. Но когда под предлогом более справедливого передела имущества революционеры забрали себе всё, обнаружилось, что они по-прежнему нуждаются в деньгах.
Проект СССР по тотальному безденежью пришёл к закономерному финалу: в апреле-мае 1921 года было объявлено о возврате к рынку, НЭП стал политикой возвращения рубля.
9 августа 1921 года вышло постановление: никаких хозяйственных услуг никому даром не оказывать. 25 августа ввели плату за водопровод, канализацию, электричество, бани, трамвай и т. п. 6 сентября прекратилась бесплатная выдача продовольствия. 10 октября вернули плату за помещение, 26 июля – налоговую службу с промыслов и податных инспекторов.
В 1922 году народные комиссары Пятаков и Сокольников, в более узких кругах известные, как Петя Киевский и Гриша Бриллиант, произвели в стране денежную реформу. Ни до, ни после мир не видел таких фартовых экономистов. Долго обсуждали — как их назвать-то, родимые червончики новые, советские, свои? От рубля только что демонстративно и с отвращением отказались. «Федерал»? Непонятно для народа. «Целковый»? Так назывался царский серебряный рубль. «Гривна»? Такую валюту уже пытались выпустить украинские националисты. Остановились на слове «червонец». Власть народа не червонец, чтобы всем нравиться, а червонец — это червонец.
И всё же окончательно идея отмирания денег была осуждена только в 1932 году, на 17 конференции ВКП(б). А на практике она продолжалась в колхозах в виде начисления заработка в «трудоднях» и была прекращена только при Хрущёве.
